Приручить единорога [= Странное предложение ] - Айрис Джоансен

Сэнтин ожег ее свирепым взглядом.

— Твои сарказм вряд ли может помочь делу, — немедленно обвинил он ее. — Я пытаюсь рассказать тебе о том, что я хотел бы тебе предложить.

И, не дожидаясь, пока она ответит, он продолжал со свойственными ему жаром и напористостью:

— Насколько мне известно, ты не имеешь ничего принципиально против того, чтобы остаться со мной. Мы вполне способны терпеть друг друга, пока события развиваются нормально. Я в силах обеспечить твои материальные нужды: у тебя будет все, что ты захочешь, и даже больше. Кроме того, не будешь же ты отрицать, что в сексуальном плане мы с тобой — настоящий динамит?!

— Нет, этого я отрицать не могу, — согласилась Жанна.

— Как мне кажется, — продолжал Сэнтин с неподдельным энтузиазмом, — единственным, что может не понравиться тебе в подобных отношениях, — естественно, при условии, что они будут продолжаться достаточно долго, — это вопрос твоей личной независимости. Ведь я не ошибся? Именно это заботит тебя больше всего?

Прищурившись, он пристально вгляделся в ее лицо.

— Да, об этом, безусловно, стоит подумать особо, — согласилась Жанна, едва сдерживая рвущееся наружу веселье. Ей всегда нравилось наблюдать Рафа-бизнесмена в действии, а теперь, когда предметом его интереса стала она сама, зрелище получилось занимательным вдвойне.

— На этот счет тебе незачем беспокоиться, — тут же уверил ее Сэнтин. — Ты, надеюсь, не сомневаешься, что моему слову можно доверять?

— Бесспорно, — торжественно кивнула Жанна. — Никаких сомнений.

Про себя же она подумала, как отчаянно хотела она подобного разговора всего несколько дней назад, как стремилась к подобному объяснению. Теперь же ей стоило огромных усилий просто сохранять видимость серьезности. Единственным, что имело для нее значение, был тот неоспоримый факт, что Раф любит ее. Зная это, она не сомневалась, что все остальные проблемы можно будет решить тем или иным способом.

Сэнтин, видимо, все же заподозрил, что она относится к его словам с недостаточной серьезностью, так как брови его сурово сдвинулись.

— Так вот, — сказал он, — я даю тебе слово, что ты будешь пользоваться абсолютной свободой во всем, что не касается нашей совместной жизни. И в том, что касается, — тоже. Ты можешь заниматься карьерой, можешь ездить во все места, куда потребует твоя работа, можешь найти себе любое хобби. Я не стану настаивать на том, чтобы ты вышла за меня замуж, и не буду требовать никаких клятв, если только не окажется, что ты беременна… — Он бросил быстрый взгляд на ее подтянутый живот. — Признаюсь, для меня этот вариант наиболее желателен, — сказал он совсем другим тоном. — Твоя беременность решит чертову уйму всяких проблем, которые меня тяготят. И все же я готов пообещать, что вопрос о том, будешь ты носить моего ребенка или нет, будет зависеть только от тебя.

— Какое великодушие!.. — с иронией пробормотала Жанна.

— С моей стороны это гораздо благороднее и великодушнее, чем тебе кажется, — отрезал Сэнтин. — Мне очень не хочется выпускать из рук этот рычаг, но…

Он совершил какое-то быстрое движение, и Жанна почувствовала у себя на животе его большую и теплую ладонь.

— …Но мне нравится думать о том, что мой сын будет расти в твоем чреве.

Жанне тоже нравилась эта идея, и сейчас она снова подумала об этом, подумала с восторгом и благодарностью. Эти мечты, которые порой казались ей несбыточными, а порой — так, как сейчас, — вполне реальными, — действовали на Жанну почти физически, наполняя ее жарким теплом. Мускулы ее живота непроизвольно сжались, а груди под голубой ковбойкой, позаимствованной у Джоди, напряглись и потяжелели, словно наливаясь молоком.

Охватившее ее возбуждение было таким неожиданным и сильным, что скрыть его было почти невозможно — в особенности от Рафа, который хорошо знал ее тело и то, как оно реагирует на ласку. Встретившись с ним взглядом, Жанна увидела, что его глаза потеплели. Рука Сэнтина, лежавшая на животе Жанны, начала мягко и чувственно поглаживать ее.

— Из тебя выйдет отличная мать, Мать Земли… — прошептал он. — Сильная, умная, нежная. Нашему сыну будет очень хорошо в твоем чреве.

Он выпустил вторую руку Жанны и начал медленно расстегивать пуговицы на ее голубой рубашке. Жанна молча смотрела на него, и растущее желание туманило ее взор.

Когда ее груди показались из-под мягкой, вылинявшей байки, Сэнтин опустил голову и приник губами к ее возбужденно торчащему соску.

— Ты будешь прекрасна, когда твои груди наполнятся молоком, маленькая Мать Земли, — пробормотал он. — Я уже завидую нашему сыну. Я не хочу делить тебя ни с кем, даже с ним.

Он поцеловал ее вторую грудь и, с видимой неохотой запахнув на ней рубашку, потряс головой, словно пытаясь таким образом привести в порядок мысли, но взгляд Сэнтина оставался прикован к острым соскам, продолжавшим соблазнительно приподнимать тонкую ткань.

— О чем я говорил? — рассеянно спросил он.

Жанна поглядела на него с укором. Целеустремленность Сэнтина больше не казалась ей забавной, ибо теперь она была охвачена огнем желания, удовлетворить которое мог только он. А Сэнтин, похоже, не имел такого намерения — во всяком случае, он не собирался заняться этим немедленно.

— Понятия не имею, — сказала она сердито.

— Ах, да!.. — Раф оторвал наконец взгляд от озорных сосков и напряженных грудей Жанны и принялся разглядывать землю под ногами, засыпанную разноцветными — лимонно-желтыми, красными и золотыми листьями. — Как я говорил, решать, иметь или не иметь ребенка, будешь только ты. Пока ты остаешься со мной, ты, естественно, не будешь ограничена в средствах. Тебе нужно только сказать, и я предоставлю в твое распоряжение не только все мои деньги, но и все мое влияние и авторитет в деловых кругах. — Он поднял голову, чтобы поглядеть ей в глаза. — Я понимаю, что это для тебя ни черта не значит, но благодаря мне у тебя будут и власть, и могущество, которые только можно купить за деньги.

— Скипетр и корона… Звучит заманчиво, но ты же знаешь, что я никогда не стремилась к этому, — проговорила Жанна укоризненно. Больше всего ей хотелось, чтобы Сэнтин перестал распускать хвост и просто заключил ее в объятия. Она хотела его, а все остальное не имело значения.

— Да, я знаю, — мрачно согласился Сэнтин. — И мне чертовски жаль, что природа обделила тебя жадностью. Будь по-другому, и мои шансы не были бы столь ничтожны.

Его лицо внезапно посветлело.

— Нет! — вскричал он. — Есть одно средство, и я могу его использовать! Я имею в виду твоих драгоценных животных, которые, к счастью для меня, исчезают с лица земли! Ты только представь себе, что я могу сделать для них с моими средствами и с моим влиянием! Ну, что ты теперь скажешь? Сможешь ли ты отказаться от такого дара?

— Это будет нелегко, — согласилась Жанна и, не удержавшись от сарказма, спросила: — Ну, какие еще козыри ты держишь за пазухой? Или ты закончил?